Hope написал(а):*мда... моя наблюдательность войдет в историю...*))
Там же другой ник))) Ничего удивительного, что ты не видела х))
Редакции никакой^^ написано за 45 минут для двух очень кавайных особ, которые хотели чего-нибудь доброго, милого и пушистого))
Мыльный пузырь
Если взглянуть со стороны… Ох, я даже не знаю, как выразить это словами. Я не умею красиво выражать свои мысли. И листок этот я потом сожгу, чтобы не дай Бог никто не нашел. Это все-таки личное… Ну вот, пока писал, забыл, как хотел начать.
Я не могу больше терпеть. Меня распирает, если угодно. А рассказать кому-то – ага, попробовал бы я. Я такое никому рассказать не могу, даже родичам. Родичам – тем более!! Вот я и терплю. А внутри меня живет огромный мыльный пузырь. Почему пузырь? А вы видели, что бывает, если на воду напускать мыльных пузырей? Они плавают, подгоняемые какими-то мелкими особыми течениями, сталкиваются иногда, сливаются… И вот когда сливаются, такой получается большой, радужный пузырь. Как малина в разрезе… Ой, ничего особенного. У меня такие гастрономические ассоциации, потому что я с утра ничего не ел. Схарчил помидор и два бутерброда, а больше ничего. Готовить лень.
Ну вот. Сидит во мне такой вот красавец и того гляди лопнет. Ну нет. Прежде чем я проколюсь, я должен кому-то излить свои чувства. Жуть как звучит, да? Кому-то не получится, вот и сливаю «куда-то». Э-э-эм-м… О чувствах, вот.
Ням-ням. Я люблю. Кретински, офигенно, до невменяемости люблю. Вот как этот пузырь – столько разных ощущений, ярких, в сотни раз ярче любого эмо-прикида, соединяются во мне и образуют эту, понимаешь, дифракцию. Только черного там нет, конечно. Все такое… радужно-золотистое. Как будто смотришь летом на дождь через оконное стекло, а там выглядывает солнце и появляется радуга. Вот так как-то, в общем. Я же говорю, не умею я чувства описывать.
В жизни так не влюблялся. Это мания какая-то. Стоит только один день не услышать этот голос, и все. Плохо. Кто знает – тот поймет. И жизнь не мила, и свет мне не свет. И дифракция моя потухает. Не, я не реву. Если б я ревел каждый раз, когда не удается не то что встретиться, даже поговорить, – вообще бы ходил, как коренной житель островов на юге Евразии – с узкими щелочками глаз. С этим все нормально. Я просто если дозу свою не получаю, мне хреново. Черт. Зря я сравнил эту любовь с болезнью (наркомания болезнь же, вроде?). От болезни вылечиться можно, а вылечиваться я не хочу. Никогда.
Пишу, как девочка. Если по инету пошарить, в лиру или дайрике, там таких записей, как моя, дофигища. На розовом фоне черными буквами. Или наоборот. А моя запись – синими буквами на клетчатом фоне. Все спрятано, задвинуто глубоко. Снаружи только кусок простой хлопчатобумажной ткани. Никаких кружев, все обстоятельно, по-мужски.
Такой платок я и получил себе на лоб, когда на летних отработках поцеловался со шкафом. Я бежал, потому что опоздал на перекличку. Шкаф несли те, кто на перекличку не опоздал. Было больно. Если вы когда-нибудь врезались всем телом и головой, в особенности во что-то твердое и тяжелое, то вы поймете… блин, даже если вы порядочно стукались лбом, вы поймете в любом случае.
Мне сказали приложить холодное и посидеть, пока не пройдет. Какой, на фиг, пройдет, там такая шишка была… И где бы я взял им «холодное» в школе? Вот тут-то и подоспел мокрый, намоченный в школьном туалете простой светлый платок. Руки были теплые, платок пах солнцем и водой, и было жалко, что от моего лба он так быстро нагрелся и утратил свою свежую прохладу. А рук было не жалко, потому что руки никуда не делись и послушно прижимались поверх платка.
Вот еще хорошо помню – скамейку, на которой я лежал, собирались красить. Шершавые ошметки старой краски набились мне в волосы. Их мне аккуратно потом вычесывали, дыша в затылок, и я не понимал, почему краснею.
Отработки были в июне. Сейчас конец октября. До ближайшей радуги еще месяцев восемь… Да она мне и не нужна. У меня своя радуга есть. Я же рассказывал.
Ох… ну вот, написал про нашу встречу, а сейчас смотрю – как будто вообще ничего не написал.
Дрочить я на этот платок иногда готов, когда мы долго не видимся. Зато потом не приходится. Меня освобождают от унизительных фантазий, потому что все они превращаются в реальность. И в такие моменты я счастлив даже больше, чем когда мы, обнявшись, сидим где-нибудь под лестницей. Тогда меня нежно дразнят глубокими, судорогой настигающими где-то в паху поцелуями, и я готов на стенку лезть, потому что не время, не сейчас, тут нельзя…
Стоп. Вот это я не хочу писать. Раньше утра мы не встретимся, а оно мне надо – с самим собой, когда можно… так, как у нас.
Так… Что еще хочу сказать… Меня любят. Я это знаю, когда те самые руки обнимают меня сзади, прижимая к себе. Когда мой затылок оказывается во власти сильных пальцев, и они ерошат волосы, массируя. Когда меня встречают после школы, прогуливая пары в универе, когда украдкой хватают за руку под столиком кафе. Когда шепчут ласково и влюбленно, норовя забраться языком в ухо.
И когда шутливо подхватывают подмышки и ставят на две ступеньки над собой, чтобы видеть мое лицо близко-близко – тоже любят, потому что все это я вижу в тревожных печальных темно-зеленых глазах.
Наверное, мне должно быть сложно любить. Такое ведь дело… Но мне легко. Потому что моя любовь – радуга, и в ней есть все цвета.
Мне все равно, что у моей любви часто колючий подбородок, все равно, что сорок третий размер обуви, все равно, что поет она баритоном. Все равно, что я встаю в коленно-локтевую позу каждый раз, когда я хочу свою любовь.
Ведь я его очень, очень люблю. А все остальное – неважно.
Отредактировано Вэлдриг (2008-09-28 14:13:48)
