Только вы это, прочитываете - пишите рецензии, так сказать, а то, блин, как в молоко пишу, зря меня что ли моя муза насилует так?! )))))
Если благодарность есть, то я ее выскажу лично и в такой форме, в которой цензоры ни за что не позволят мне поместить ее в данном контексте 
.
От Автора.
Глава 1,
в которой мы нежимся под ясным весенним солнышком;
Милость всегда была двоякой сущностью в сердцах людей. В том смысле, что либо она там вовремя просыпалась, либо не ночевала вообще.
Пьяный мыслитель.
Второй весенний месяц медленно переваливал через свою вторую декаду, лениво двигаясь по голубо-сиреневому небосклону. Из земли всю влагу, скопившуюся там после зимних бесконечных дождей, вытапливало яркое солнышко, а из людей – крепкая выпивка, хмельные пары которой доносились даже досюда.
Развалившись на кушетке, я задумчиво прочитывал «официальный документ иже с ним» - жалобу соседки на соседку за то, что та якобы отравила ее любимую корову. Буренку тетки успели уже располовинить и утащить ливер по хатам, зато жалобу написали вместе, ссылаясь друг на друга, удивительно похожим почерком. Самое увлекательное чтиво из всех, и это – без капли сарказма! Ибо ждали меня для разбора еще: декларация на злостное хищение кур из вольеров ОГК (Обще Городского Куроводства), справка на отпуск одного из Стражей, повестка к ветеринару для домашнего окарона* одной милой аристократочки, отчет колбасного склада за предыдущую декаду, а также счет за несоизмеримые убытки мелкого цветочного магазина на улице Северного Креста, где недавно произошел пожар – сгорело четыре праздничных венка и два – погребальных. И все это надо было прочитать, исправить, поставить, предварительно дыхнув, громоздкую печать Повелителей и отправить просителям, дабы окунуться в море остальной документации.
Быть Младшим Повелителем мне почему-то всегда казалось странно двояко. Ты был достаточно знаменит, чтобы, идя по улицам, тебе улыбались и спрашивали, как здоровьице, но не до такой степени, чтобы бросаться под ноги, лобызая любимые тапочки. Да и не думаю я, что Вейзер стал бы в одиночку разгуливать по улицам города – слишком уж важная птица он, такая важная, что из-за охраны не всем видно. Другое дело я, скромный, вроде бы и нужный, но даже если застрелят – невелика потеря, документацию можно слить и на спешно слепленного из любого приближенного Советника. Наверное, мне должно быть жутко обидно… Что, правда должно быть?!
Дочитав малопонятные руны, больше напоминавшие по написанию древние письмена в только что отколупанном из земли храме, я отложил свиток на подоконник и яростно потянулся, хрустнув длинным, по-кошачьи гибким хребтом. Штаны чуть не сползли до колен, зацепившись за плотную ткань кушетки, и я едва успел натянуть их обратно на свои узкие бедра – вдруг опять Листан придет, у нее есть привычка заскакивать в мою комнату без опознавательного колокольчика или хотя бы стука. А потом пойдет по Тристану** слух, что, мол, наш нахальный Младший Повелитель совсем стыд потерял, в неглиже перед скромными послушницами ходит. Ну-ну, конечно, ага…
За окном жутко парило, добираясь даже до моей одинокой криптерии***, забираясь в круглое окно, облепляя липкими сухими лапками мою голову… Брр!
Я помотал головой, отгоняя наваждение жары. Гадость какая! И ведь лезет, лезет, и даже не деться от нее никуда! Тьфу, дъер**** тебя побери! Еще и Дневная Спутница*****, словно насмехаясь надо мной, рядом торчит, отражает солнечные лучи, как призма, увеличивая жару в несколько раз. В городе сейчас хорошо только в подворотнях – там влажно, сыро и очень темно, не удивлюсь, если все городские жители, потеснив оторопевших от такой наглости разбойников и нищих, забьются под завязку в их трущобы, еще и ругаясь, что там слишком мало места. Опять мне сегодня икаться будет хорошо…
Кстати, раз уж я так недоволен жарой, так что же я здесь рассиживаюсь, ннэ?! Давно пора было свалить отсюда к дъеру на кулички, а лучше – в подвалы. Скажу, что инспектирую, например, запасы вина и эля на летние праздники, и пусть только попробуют меня отругать, я же…
- Даниэль! Ты спишь?!
Я надулся.
- А ты как думаешь?..
- Значит, нет, - довольно заключили из-за двери, и в приоткрывшуюся щель показалась ушастенько-блондинистая головка моей любимой Повелительницы.
Сестра сморщилась, увидев меня в одних портах, да и тех спадывающих, немного нервно взмахнула рукой и напустила на себя грозный вид.
- Даниэль, мальчишка ты этакий, быстро одеваться – и в Храм! Месса начинается, а ты тут… ходишь!
- Вообще-то я лежал… - поправил ее я.
- Тем более! – еще больше напустилась на меня сестра, не заходя, впрочем в комнату. Странно, с нее станется самолично упихать меня в мантию (обычно задом наперед) и вытолкать из комнаты считать задом все сто с лишком ступенек на винтовой лестнице. И не лень ей бегать, она же высоты боится…
- Быстро! – напоследок прикрикнула она своим командным тоном и скрылась.
Я тяжело-тяжело вздохнул и прикрыл за ней дверь, прислонившись к ней спиной.
Издревле Повелители, все три штука, должны были присутствовать при проведении Утреннего Воспевания и Вечернего Прошения, двух самых главных и самых занудных мессах в подземном Храме. Проблема заключалась в том, что я с пяти лет стал атеистом. Злостным. Охотно верю словам Листан, что за это боги, не смотря на мой статус, обязательно покарают меня после смерти, но на тот свет я пока не спешил, не разобравшись еще с проблемами этого, и всего лишь покаянно качал головой, не меняя, впрочем, своих взглядов. С Патриархом у меня был военный нейтралитет еще с двенадцати лет, когда я свалил на икону Исторы Заступника Сирых и Убогих чашечку с кипящим маслом, чем без права на восстановления испортил ее и автоматически был занесен в ранг последних, за кого, собственно, и должен был заступаться этот Истора. Но, судя по всему, после этого инцидента он посчитал меня жутких богохульником и заступаться отказался. Я погоревал, но недолго – у нас еще был целый иконостас, чистенький и новенький, а в подвале – бочка этой ароматической дряни.
Мантия для мессы была противная, из двух взаимноуничтожающих друг друга тканей – пеньки и парчи, по колючести нашедших странную договоренность. Она обычно жала в вороте и бросалась под ноги с яростью маньяка-самоубийцы, после пятнадцати минут экзекуции настраивая меня на крайне неблагочистивый лад. От матов я удерживался на мессе, как мог, зато после, сорвав с себя дурацкую тряпку, припечатывал ее такими словами, которые праведные верующие вообще знать не должны.
...Дорога до Храма была из моей башни почти прямая – винтовая лестница опускалась в небольшую гостиную, где за камином скрывался сырой тайный ход прямо в вестибюль Храма. Я столько раз благодарил своего предка за такую полезную штуковину, гадая, был он таким уж рьяным церковником, что летел в Храм как на крыльях по самому короткому пути, или же предавался оргиям с мантией, как и я, задирая ее чуть ли не до пупа, чтобы не наступать на слишком длинный подол. Но, так или иначе, в Храме я все равно оказывался под самый конец, обычно получая подзатыльник от Старшего Повелителя за опоздание.
- Опять дурью маялся! – недовольно проворчал Вейзер, подкрепляя слова обычной затрещиной. Я скривил губы и опустился на меньшее кресло, слева от него. Справа уже горделиво восседала сестра, искоса глядя на меня весьма неласковым взглядом.
«Я позвала тебя десять минут назад. Неужели нельзя было поторопиться?!»
Можно, милая, все можно. Но как-то лениво…
Листан закатила глаза и благочестиво воззрилась на раскинувшуюся перед нами картину. Я взглянул на нее, украдкой, гадая, так ли ей приятно здесь находится, как она хочет показать, и тоже повернулся, глядя вперед.
Под возвышением у стены, на котором стояли наши троны, раскинулся большой подземный грот ровной круглой формы, с громоздкими колоннами по краям и двумя ходами слева и справа, пронизывающими Храм длинными коридорами насквозь. На самом деле этот грот и был Храмом, дальняя стенка которого была отделена иконостасом, где творились «чудеса веры и богов», а перед ним находился пятиконечный алтарь, купальня, три иконы главных богов, стоящих отдельно от всех, и, собственно, выстроившийся по струнке весь храмовой состав с Патриархом во главе. Насколько мне было известно, келья Патриарха находилась там же, за перегородкой (очевидно, чтобы облагораживаться божественными чудами и ночью, без отрыва от производства), а остальные монахи жили и служили в небольших городских монастырях, приходя сюда только на две основные мессы.
Патриарх, благочестивый старец в еще более расфуфыренной мантии, чем восседали мы, медленно и торжественно, в звенящей тишине, подошел к центру зала, над которым свисал толстенный канат, другим концом привязанный к огромному колоколу на крыше, и движением брови приказал послушнику принести мисочку с освященной водой. Послушник зароптал, зашептался с коллегами, потом виновато пожал плечами.
Знаки стали еще активнее.
Монах обреченно зажмурился и покачал головой.
Тишина начала затягиваться, шепоток среди послушников казался порывами ветра по сухим вересковым колокольчикам, я даже позволил себе немного сползти по трону, вытягивая ноги и блаженно закрывая глаза, представляя себе эту картину, но ощутимый тычок в бок вернул меня на грешную землю, заставляя снова смотреть на уже покрасневшего от злости Патриарха.
Тот пробурчал что-то сквозь зубы, старательно засучил рукава, поплевал на ладони (от такого у половины парней отпали челюсти) и, сопя от натуги, повис на канате.
Город наконец-то облагородил гулкий звук колокола.
Все вздохнули свободно.
- Все, официальная часть закончена. Можно расходиться по домам… - рано обрадовался я, вскакивая с трона.
Чьи-то цепкие пальцы ухватили меня за мантию на заду и опрокинули обратно.
- Еще один такой финт ушами – высеку лично! – прошипел мне в ухо Вейзер. Я вжался в трон, чувствуя жар от его побагровевшей физиономии и старательно пытаясь на нем не подкоптиться.
Когда гул в ушах стих до приемлемого уровня, наступило время молений. Свалиться на колени у очередной иконы и, сложив ручки, терпеливо тарахтеть этому шедевру прикладного авангарда – сомнительная радость, которую надобно проводить два раза в день не всего, а хотя бы, как любил поговаривать мой добропорядочный родитель. На этом месте я обычно закатывал глаза и отползал подальше под стол – трехлетнему карапузу было глубоко по барабану на моления, а освященный крестик он использовал в качестве отмычки к сестринскому ящику для игрушек.
Первым на очереди стоял бог воинов Эрденар. Я грустно посмотрел на намалеванную на дощечке грозную харю, никак не вяжущуюся со светлым святым сиянием над головой и у сердца, и покорно опустился на колени, сплетя пальцы на груди.
- Возблагой Брат Всевышний, Копье святое наточивший, сохрани сил встретить зло с ликом грозным…
Авось испугается перекошенной хари и само убежит.
- …да не убояться выступить опротив его…
Особенно с дубовым дрыном наперевес.
- …Помоги победить мерзость оную, еси вступит на пути нашем она, еси вознамериться соблазнить нас с пути праведного…
Боги, что за ересь я несу?! Самому страшно становится…
По соседству упорно кланялись иконам брат с сестрой, что настраивало меня супротив, поддернув полы мантии, драпануть отсюда подальше. Весь воздух уходил только на то, чтобы без запинки попытаться прочитать длиннющее предложение молитвы, а вдохнуть снова не давал удушливый ладан.
Развонялся тут, дъер тебя дери…
Эрденар дослушал мой сбивчивый бред (как мне показалось, вздохнув свободно, когда я, наконец, поднялся) и милостиво позволил преклонить колени перед Ориквой, богиней, покровительницей мудрецов. Против нее я ничего не имел, разве что небольшую обиду – уж эта тетушка могла бы определить мне и побольше мозгов. Ну или хотя бы здравого смысла. На иконке она выглядела неважнецки, ибо была по самые рамки забита свитками и пыльными гримуарами. Я украдкой провел пальцев по иконе и убедился, что пыль там настоящая.
- Славная Сестра наша, Ориквой нареченная… Да невоспротивятся тебе духи святые, на мудрости твоей наученные… живущие лишь одной тобой… Дъер, как будто она там бордель открыла… Сохрани знания наши, так долго копившиеся в закромах… Ага, как будто у кое-кого там эти знания так успешно хранились… Не позволь нам…
Тишина начала меня напрягать секунд через десять после сказанных слов. Я, подняв брови, оглядел вытянувшиеся лица всех присутствующих, прокрутил в голове сказанные слова и побледнел.
Я что, все это вслух сказал?!!
Судя по выражению лица Патриарха, я продекламировал это со сцены, с выражением и расстановкой.
Я сглотнул и обреченно зажмурился…
Ой, что щасс буде-е-е-ет…
Словарик:
* Окарон - мелкий злобный ящер с мордой, напоминающей мопса. Почему-то трепетно любим избалованными аристократочками (ну, по крайней мере, у нас-то точно! Прим. Даниэля);
** Тристан – эльфийский вариант Аристарха в человеческих вехрах: замок, наполовину впаянный в цельную скалу или гору; дом Повелителей;
*** Криптерия - узкая высокая башня со шпилем. Их в Тристане по правило должно быть три, там находятся покои Повелителей.
**** Дъер – очень распространенное эльфийское ругательство. Перевод не даст щепетильная цензура, да и потом, у вас и так фантазия хорошая...
***** Дневная спутница - одна из трех самых ярких звезд на небосклоне. В отличие от Вечернего Зеркала и Полуночного Ока появляется только днем, неотрывно следуя за солнцем на расстоянии сорока пяти градусов к востоку.
